«Да, хоть солнце, с опушки — туман белес. Любопытство — беда твоя!
Знаешь, лучше бы ты не ходил в тот лес, а пойдешь — не бери ружья.
Здесь терпимо относятся к чужакам, но терпению виден край.
Страх посеять не стоит труда, а там — хоть под окнами умирай.

…Жили мы, в ус не дуя, идя-свистя, настоящая благодать.
А потом без разбору — старик, дитя — люди начали пропадать.
Так добудешь оленя ли, соболей, уток с прочею мелюзгой —
А назавтра — один не пришел с полей, возле дома исчез другой…
Только твари чащобные бродят всласть — по дорогам, наперерез.
Говорят, это ведьма, чтоб ей пропасть. Так теперь и не ходим в лес».

…К ней и лютое льнет зверье, вместо платья — паучьи сети, но никто не видал ее из живущих на этом свете. Ворожит она, ворожит, босиком обходя дольмены:
«Если чадам моим не жить, я сумею найти замену.
Коли отняли у меня тех, кого я, любя, растила, сами станете мне — родня; знак следами я начертила. Окна, двери закрыв плотней, спите, запахом страха схожи — вы незваными шли ко мне, и приду я незваной тоже.

Прячьтесь, милые, за стеной, спите, в силу ее поверив… И уйдут по тропе лесной
мои новые дети-звери. Зайцем станет пастух косой, заплутавший за перевалом. Рыжей девочке стать — лисой, большеглазым лисенком малым.
Чем вы платите за вину, неразумные злые люди? Нет, я просто свое верну; место зверя пустым не будет».

«Как живем? Рыба там, огороды здесь… Нет, я вовсе и не шутил.
Знаешь, лучше бы ты не ходил в тот лес… Впрочем, кто бы тебя пустил».